Труд 28 марта 2012
Ольга Ростропович: «Мама сказала: с ума сошла, ноги себе на этом переломаешь!»
Сергей Бирюков
Вчера, в день рождения Мстислава Ростроповича, в Москве открылся традиционный фестиваль, посвященный великому российскому виолончелисту, дирижеру, гражданину. Ему исполнилось бы 85
– Ольга, выражаю вам как организатору праздника восхищение по поводу программы: «Оркестр де Пари», оркестр академии «Санта-Чечилия», оркестр Санкт-Петербургской филармонии… Мало какой фестиваль в мире может похвастаться таким созвездием имен.
– На самом деле благодарить надо прежде всего папу, чье имя привлекает лучших музыкантов мира.
– В афише – концертное исполнение оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда».
– Для папы Шостакович был учителем и кумиром. Но мама, услыхав об этом, сказала: «С ума сошла, папочка номер два! Ноги себе переломаешь…» Ведь я поставила себе задачу: пригласить лучших музыкантов главных симфонических оркестров Англии, чтобы они усилили оркестр «Русская филармония». Это сделано в память о том, что когда папа записывал в Англии «Леди Макбет…», он собрал такой сводный британский оркестр.
– В одном интервью вы привели удивительную папину фразу: «Самое главное –заранее все простить».
– Да, это был великий урок. Я рассказала папе об одной ситуации, в которой со мной непорядочно поступили. Он говорит: да успокойся, что ты обращаешь внимание… Я изумилась: а как ты сам отреагировал бы? Он тогда отвечает: «А ты знаешь, я наконец-то понял: нужно все заранее простить».
– Этот разговор был после истории, когда его в 2005 году отодвинули от постановки «Войны и мира» в Большом театре?
– До.
– Ну, тогда не уверен, что ему удалось до конца остаться верным принципу всепрощения.
– Наверняка и этих простил. Хотя история была ужасная (у Ростроповича с репетиций постоянно забирали ведущих артистов якобы для срочно возникшего параллельного проекта, чем поставили под угрозу постановку. Ростропович отказался в ней участвовать, а премьеру провел другой дирижер. – «Труд»).
– Где сейчас папины виолончели?
– Все в Швейцарии.
– Но ведь инструмент должен звучать.
– Пока мы не можем на это решиться. Инструмент – это папа, живой, то физическое, что от него осталось. Там отпечатки его пальцев. Должно пройти время. И должен появиться такой виолончелист, чтобы и мама, и мы с сестрой сказали: да, папа, наверное, захотел бы, чтобы этот человек играл на его инструменте.
– Сохранилась квартира отца в Газетном переулке – не было мысли сделать там музей?
– Она слишком маленькая. Хотелось бы, чтобы в Москве был памятный дом Ростроповича, где хранились бы его архивы. Там же уникальные документы! Например, дело об убийстве Григория Распутина, дневники императрицы-матери Марии Федоровны, архив Ильи Репина… То, что собиралось на протяжении жизни, покупалось на аукционах. Кстати, если хотите посмотреть на личные вещи отца, приходите 25 апреля в четыре часа в Музей Глинки –мы открываем большую выставку, посвященную ему.
– Щекотливый вопрос. Я беседовал с людьми, которые мне говорили: а вы задумывались, почему Ростроповича с 52-го года регулярно выпускали за границу, несмотря на железный занавес?
– А потому что он играл лучше всех. Он, Ойстрах, Гилельс – такие артисты замечательно представляли достижения советской власти, а на самом деле они ее кормили. Музыканты же получали 200 долларов за концерт, а остальное должны были отдавать государству.
– Я так же ответил, тогда мне сказали: а как думаете, почему с ним дружил глава МВД Щелоков?
– Потому что он был приличный человек.
– Но мне стали делать намеки другого свойства: дескать, Ростропович был чуть ли не человеком при погонах, но в штатском.
– Ну, если те, кто намекал, не психически больные люди, то они как минимум недостаточно осведомлены. Если бы они не просто трепали языком, а прочли серьезные книги о жизни отца – хотя бы его письма, с доносами на него, с заведенными на папу делами КГБ, которые опубликованы в маминой книге «Галина», – тогда, думаю, их сомнения насчет папиной личности мгновенно рассеялись бы. Надеюсь, что краска стыда зальет их лица за всю мерзость того, что они говорят.